Сон № 9 - Дэвид Митчелл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я буду краток, так как «свидетельства» иероглифов недостаточно для полной уверенности. По-моему, личная встреча поможет прояснить эту неопределенность: если мы связаны кровными узами, то между нами наверняка обнаружится и физическое сходство. Я буду в чайном зале «Амадеус» на девятом этаже отеля «Рига Ройял» (напротив вокзала Харадзюку) в понедельник, 25 сентября, за столиком, заказанным на мое имя. Прошу вас прийти к десяти утра с любым достоверным доказательством своего происхождения.
Я надеюсь, вы понимаете всю щекотливость этого дела и простите мне нежелание в этот раз предоставить вам какие-либо личные сведения. Если окажется, что вы – другой Эйдзи Миякэ, чье имя пишется теми же иероглифами, пожалуйста, примите мои самые искренние извинения за то, что пробудил в вас беспочвенные надежды. Если же вы тот самый Эйдзи Миякэ, на что я искренне надеюсь, нам нужно многое обсудить.
С почтением,
Такара Цукияма
Впервые с момента приезда в Токио я абсолютно счастлив. Мне написал письмо мой дедушка. Подумать только, я встречусь и с отцом, и с дедом. «Нам нужно многое обсудить». Я столько раз падал духом оттого, что это невозможно, а на самом деле установить связь с отцом оказалось проще простого, как я и мечтал. До понедельника всего два дня. Судя по письму, дед – человек высокообразованный, наверняка в семье он имеет больший вес, чем моя страдающая паранойей мачеха. Завариваю зеленый чай и иду в сад покурить – «Мальборо» закончились, и Бунтаро купил мне свои любимые, «Кент». Цукияма – классное имя! – пишется иероглифами «луна» и «гора». Сад кипит красотой, гармонией, жизнью. Как же хочется, чтобы понедельник наступил через пятнадцать минут! А который теперь час? Возвращаюсь в дом и смотрю на часы (их принесла госпожа Сасаки). До приезда Бунтаро по-прежнему три часа. Из ракушечной рамки отсутствующая хозяйка ловит мой взгляд.
– Вот наконец и тебе улыбнулась удача. Позвони Аи. Это ведь она придумала дать объявление в газете. Ну же, звони. При первом знакомстве застенчивость не помеха, но, сидя в этой скорлупе, добра не наживешь себе.
– Рифма была задумана или это вышло случайно?
– Не смей менять тему! Выйди на улицу, найди телефон и позвони.
Улица с супермаркетом ничуть не изменилась с тех пор, как я был здесь в последний раз, зато изменился я сам. Попросту говоря, мир – упорядоченная схема сюжетных линий. Вот как все эти машины – едут себе мимо и никогда не сталкиваются. Порядок трудно разглядеть, но он есть, скрывается под видимым хаосом. Я провел двенадцать часов в аду – ну и что? Некоторые маются в аду по двенадцать лет – и ничего, выживают. Жизнь продолжается. К счастью для нас. В магазине «Юникло» нахожу телефонную будку под пожарной лестницей. Когда мобильники окончательно заполонят весь мир, телефонные будки станут такой же редкостью, как газовые фонари. Снимаю трубку и цепенею. Трус! «Сперва надо постричься», – решаю я (ты бесхребетный червяк, Миякэ!) и поднимаюсь по ступенькам в заведение с вывеской «Гэндзи. Цирюльня». У входа стоит вращающийся столбик с красными, белыми и синими полосками – в свое время Андзю отчаялась мне объяснять, откуда и куда они бегут по столбику. Для нее это было яснее ясного. «Гэндзи» – убогое заведение; от кондиционера веет зимней стужей, я – единственный клиент, а последний ремонт здесь делали, когда Япония капитулировала. Немой телевизор показывает скачки. Воздух так насыщен парами лака для волос и тонизирующего эликсира, что, если чиркнуть спичкой, все здание разлетится в щепки. Сам Гэндзи, старикашка с пучками волос из ноздрей, трясущимися руками шуршит метлой по полу.
– Заходи, сынок, заходи.
Он указывает на пустое кресло. Я сажусь, он накидывает скатерть мне на плечи. В зеркале голова словно бы отрезана от тела. Вспоминаю кегельбан в «Валгалле» и вздрагиваю.
– А что ты пригорюнился, сынок? – спрашивает Гэндзи и роняет ножницы на пол. – Что бы ни случилось, в твоей жизни никогда не будет столько горестей, как у моего последнего клиента. Бизнесмен, с виду состоятельный, но такого неудачника я никогда еще не встречал! – Гэндзи роняет расческу. – Говорю ему: «Простите, если не ко времени спрашиваю, мой господин, но, по-моему, вас что-то беспокоит». Клиент со вздохом отвечает: «На прошлой неделе умерла Ситчик». – «Ситчик? Это ваша собачка?» – Гэндзи щелкает ножницами. – «Нет, – вздыхает клиент. – Моя жена». – Гэндзи прерывает свой рассказ, открывает бутылку сакэ, залпом выпивает половину и пристраивает на полочку под зеркалом. – «Какая трагедия, господин, – говорю я. – Надеюсь, вы найдете утешение в работе». – «Меня вчера уволили», – говорит клиент. «Какой ужас, мой господин, – говорю я. – Вас уволили, э-э, из-за уныния, в которое вас ввергла тяжелая утрата?» – «Не совсем, – заявляет он. – Меня уволили из-за моей шпионской деятельности». – Гэндзи останавливается, не глядя, тянется к сакэ, но по ошибке берет флакон тонизирующего эликсира для волос и выпивает почти все, так и не заметив своего промаха. – Ну, такого я не ожидал, доложу я вам! «Шпионаж? Я никогда еще не стриг шпионов. На кого вы работаете? На Китай? На Россию? На Северную Корею?» – «Нет, – признается он с некоторой гордостью. – На самую могущественную державу в мире. На королевство Тонга». – Гэндзи включает машинку для стрижки, но ничего не происходит; он теребит шнур и с силой бьет машинкой по столу. Она оживает. – Я говорю: «Королевство Тонга? Я и не думал, что у них есть, ну, знаете, секретные службы». – «Об этом никто не знает. Здорово, правда?» – «Что ж, мой господин, наверное, вы у них вроде национального героя. Может, вам лучше эмигрировать туда? Вас примут с распростертыми объятиями». – Гэндзи бреет у меня за ушами. – Клиент мрачнеет. «Три дня назад там случился дворцовый переворот. Власть захватили милитаристы, меня объявили двойным агентом и вчера приговорили к смерти через повешение». – «Что ж, мой господин, по крайней мере, вы все еще в добром здравии». – Гэндзи вешает бритву на крючок и снова
